Неточные совпадения
Тогда все члены заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя
народного училища, предложили ему вопрос: бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели
войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?
Украйна глухо волновалась.
Давно в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли
войны,
Роптали, требуя кичливо,
Чтоб гетман узы их расторг,
И Карла ждал нетерпеливо
Их легкомысленный восторг.
Вокруг Мазепы раздавался
Мятежный крик: пора, пора!
Но старый гетман оставался
Послушным подданным Петра.
Храня суровость обычайну,
Спокойно ведал он Украйну,
Молве, казалось, не внимал
И равнодушно пировал.
И весть на крыльях полетела.
Украйна смутно зашумела:
«Он перешел, он изменил,
К ногам он Карлу положил
Бунчук покорный». Пламя пышет,
Встает кровавая заря
Войны народной.
С польской
войны велели в царские дни и на больших концертах петь
народный гимн, составленный корпуса жандармов полковником Львовым.
Отчаянный роялист, он участвовал на знаменитом празднике, на котором королевские опричники топтали
народную кокарду и где Мария-Антуанетта пила на погибель революции. Граф Кенсона, худой, стройный, высокий и седой старик, был тип учтивости и изящных манер. В Париже его ждало пэрство, он уже ездил поздравлять Людовика XVIII с местом и возвратился в Россию для продажи именья. Надобно было, на мою беду, чтоб вежливейший из генералов всех русских армий стал при мне говорить о
войне.
Война 1812 года сильно развила чувство
народного сознания и любви к родине, но патриотизм 1812 года не имел старообрядчески-славянского характера.
История русского народа одна из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность
народной массы, которую держали в тьме из страха, неизбежность революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная в мировой истории
война.
«И хорошо, если бы дело шло только об одном поколении. Но дело гораздо важнее. Все эти крикуны на жалованье, все честолюбцы, пользующиеся дурными страстями толпы, все нищие духом, обманутые звучностью слов, так разожгли
народные ненависти, что дело завтрашней
войны решит судьбу целого народа. Побежденный должен будет исчезнуть, и образуется новая Европа на основах столь грубых, кровожадных и опозоренных такими преступлениями, что она не может не быть еще хуже, еще злее, еще диче и насильственнее.
«Толстой пришел к убеждению, что мир был грубо обманут, когда людей уверили, что учение Христа «не противься злу или злом» совместимо с
войной, судами, смертною казнью, разводами, клятвой,
народными пристрастиями и вообще с большинством учреждений гражданской и общественной жизни.
Когда
война становится национальною, то все права
народные теряют свою силу.
— Тогда эта
война сделается
народною, и каждый русской обязан будет защищать свое отечество. Ваша собственная безопасность…
Народная жизнь исчезает среди подвигов государственных,
войн, междоусобий, личных интересов князей и пр., и только в конце тома помещается иногда глава «о состоянии России».
На Западе
война против современной науки представляет известные элементы духа
народного, развившиеся веками и окрепнувшие в упрямой самобытности; им вспять идти не позволяют воспоминания: таковы, например, пиетисты в Германии, порожденные односторонностию протестантизма.
Смуты и
войны XVII века в корень расшатали
народное хозяйство; неизбежным последствием явилось множество людей, задолжавших в казну и частным людям.
Хор у него был прекрасный. Исполнялись русские
народные песни, патриотические славянские гимны и марши, — «Тихой Марицы волны, шумите» и др.; в то время как раз шла турецко-сербская и потом русско-турецкая
война. Помню такой марш...
Идеалом и носителем подлинной
народной правды признавался мужичок-солдат Платон Каратаев из „
Войны и мира“.
Поражающее неравенство в положении офицерства и солдат, голодавшие дома семьи, бившие в глаза неустройства и неурядицы
войны, разрушенное обаяние русского оружия, шедшие из России вести о грозных
народных движениях, — все это наполняло солдатские души смутною, хаотическою злобою, жаждою мести кому-то, желанием что-то бить, что-то разрушать, желанием всю жизнь взмести в одном воющем, грозном, пьяно-вольном урагане.
Министр
народного просвещения, чтобы послужить родине, пошел на
войну простым рядовым.
В течении десяти лет все экономические и умственные силы страны были направлены на приготовления к
войне с Россией, на подогревание относительно этой
войны общественного мнения, на электризацию
народного патриотизма и шовинизма.
Страна ровная, с открытыми границами со всех сторон, Пруссия не представляла даже в середине таких преград, за которыми после уничтожения армии, можно было укрыться на время и организовать
народное восстание, к тому же французская армия была почти у границ Пруссии и Наполеону не нужно было в
войне с нею побеждать даже расстояния.
Много воды утекло за эти долгие годы. Россия под скипетром «благословенного» Александра, пресыщенная бранною славою, быстрыми шагами шла по пути законодательного, административного и экономического процветания. «Свод законов Российской Империи» является бессмертным памятником этой эпохи подъема государственного духа, явившегося как бы последствием подъема
народного духа, выразившегося в
войне 1812 года.
Такого рода действия всегда проявляются в
войне, принимающей
народный характер.
Я представил себе, что вместо тех
народных ненавистей, которые под видом любви к отечеству внушаются нам, вместо тех восхвалений убийства —
войн, которые с детства представляются нам как самые доблестные поступки, я представил себе, что нам внушается ужас и презрение ко всем тем деятельностям — государственным, дипломатическим, военным, которые служат разделению людей, что нам внушается то, что признание каких бы то ни было государств, особенных законов, границ, земель, есть признак самого дикого невежества, что воевать, т. е. убивать чужих, незнакомых людей без всякого повода есть самое ужасное злодейство, до которого может дойти только заблудший и развращенный человек, упавший до степени животного.
Она не понимала значения этой
войны, несмотря на то, что Деcаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом
войны, старался ей растолковать свои соображения и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по-своему с ужасом говорили о
народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
Война 1812-го года, кроме своего дорогого русскому сердцу
народного значения, должна была иметь другое — европейское.